Это видео с профессором из Гарварда, я уже когда-то давно выкладывал, но пересматривал сегодня в очередной раз и подумал, что оно заслуживает отдельной темы. Очень уж хорошо описаны некоторые знаковые моменты, которые можно легко примерить и к аудиофильским терзаниям и объяснить почему же при таком широком выборе аппаратуры и наличии денег, многие все равно не могут “найти свой звук”
Текстовая версия
Когда на доклад у тебя всего 21 минута, два миллиона лет кажутся целой вечностью. Но с точки зрения эволюции два миллиона лет — сущие пустяки. И все-таки за два миллиона лет масса человеческого мозга практически утроилась, с 560 граммов у нашего предка, homo habilis, до почти 1400-граммового куска плоти, что сидит у вас промеж ушей. Зачем мать природа наделила нас мозгом большего размера?
Оказывается, когда наши мозги выросли втрое, они не просто стали в три раза больше, они также обзавелись новыми структурами. И одной из главных причин, по которым наш мозг стал таким большим, стало появление новой его части, называемой лобной долей, включающей в числе прочих новинок префронтальный кортекс. Итак, какие же полезные для нас свойства префронтального кортекса могут оправдать необходимость в значительной перестройке архитектуры человеческого мозга за время эволюции?
Как выясняется, на долю префронтального кортекса выпало немало функций, но одно из самых важных его назначений — симуляция ситуаций. Пилоты тренируются на симуляторах самолетов, чтобы не разбивать настоящие, а люди приспособились мысленно прокручивать сценарии событий перед тем, как попробовать исполнить их наяву. Такая возможность не снилась даже нашим предшественникам, что уж говорить про животных — никто из них на такое не способен. Поистине чудесная способность. Она стоит в одном ряду с противостоящими большими пальцами, прямохождениеми и языком — теми самыми вещами, которые поснимали наших собратьев с деревьев и зашвырнули их прямиком в мегамоллы.
Каждый из вас когда-либо проделывал подобное. Ну, в смысле, «Баскин Робинс» не производит печеночно-лукового мороженого совсем не потому, что они когда-то сделали пробную партию, попробовали и потом долго плевались. Просто каждый из нас, не покидая уютного креслица, способен представить себе этот вкус и мысленно стошнить задолго до момента дегустации.
Давайте-ка проверим, как работают ваши симуляторы ситуаций. Проведем небольшую диагностику до того, как я продолжу со своей лекцией. Предлагаю вам на выбор два варианта будущего, а вы попробуйте их прочувствовать и скажите, какое вы предпочтете. В будущем номер один вы выигрываете в лотерею. Примерно $314 млн. В будущем номер два вас разбивает паралич. Дам вам время тщательно подумать. Хотя, наверное, вам не потребуется и лишней секунды размышлений.
Кстати, есть статистика по этим двум группам людей, статистика уровня их счастья. Вот, все как вы и предполагали, да? Но нет же! Эту статистику я сам придумал.
А вот настоящие данные. Вы провалили внезапный экзамен, а ведь прошло всего 5 минут лекции. Потому что судя по статистике через год после потери возможности ходить и через год после лотерейного выигрыша как победители, так и инвалиды одинаково счастливы в своих жизнях.
Не расстраивайтесь, что провалили первый тест, поскольку каждый, каждый постоянно запарывает ВСе возможные внезапные тесты. Исследование моей лаборатории, которым занимаются экономисты и психологи всей страны, привело нас к воистину поразительным результатам. То, что мы называем предвзятой оценкой последствий, ведущей к некорректной работе симулятора. Заставляющей симулятор убеждать вас в том, что возможных вариантов значительно больше, чем есть на самом деле.
Полевые исследования, лабораторые исследования показывают, что выигрыш или проигрыш выборов, обретение или утрата любимого, продвижение или непродвижение по службе, сдача или провал экзамена, и так далее, и так далее — все это действует на нас слабее, короче и менее значимо, чем мы ожидали. Более того, недавнее исследование — результаты которого подкосили меня — показывает, что даже самые крупные жизненные катастрофы, случись они более трех месяцев назад, за редким исключением не оказывают никакого влияния на ваш текущий уровень счастья.
Почему? Потому что счастье может быть синтезировано. Сэр Томас Браун в 1642 году написал: «Я самый счастливый человек на земле. Во мне есть то, что превращает бедность в богатство, несчастье в процветание. Я неуязвимее Ахиллеса — у меня вообще нет уязвимых для судьбы мест». Что за волшебный механизм был у этого парня в голове?
Похоже, что ровно такой же магический инструмент, что есть у каждого из нас. У людей есть что-то вроде психологической иммунной системы. Система мыслительных процессов, по большей части подсознательных, которая помогает людям изменять собственное видение мира, помогает видеть мир вокруг в более радужной перспективе. В вашем распоряжении есть машина сэра Томаса. В отличие от сэра Томаса, вы, похоже, не знаете, как ей пользоваться.
Мы сами синтезируем счастье, но думаем, что его надо искать. Уверен, мне не нужно приводить вам в пример множество людей, синтезирующих счастье, но кой-какое экспериментальное доказательство я вам покажу, благо далеко за ним ходить не надо.
В качестве теста для самого себя я захватил с собой экземпляр New York Times и попытался найти примеры людей, производящих счастье. И вот пожалуйста, три случая счастьепроизводства. «Мне гораздо лучше в физическом, финансовом, ментальном, да и во всех иных смыслах». «Я не сожалею ни о единой минуте. Это было величественное событие моей жизни». «Думаю, что все вышло наилучшим образом».
Кто эти настолько счастливые люди? Первого зовут Джим Райт. Те из вас, кто постарше, могут его припомнить — он был председателем палаты представителей и ушел в оставку с позором, когда молодой республиканец Ньют Гингрич раскопал детали аферы с «книжным финансированием». Он потерял все. Самый могущественный демократ в стране, он лишился всего, потеряв деньги, потеряв власть. Что он может сказать по прошествии всех этих лет? «Мне гораздо лучше в физическом, финансовом, ментальном, да и во всех иных смыслах». В каких там еще иных смыслах? Растительном? Метафизическом? Он и так вроде перечислил все, что только можно.
А вот о Моризе Бикхеме вы наверняка ничего не слышали. Мориз Бикхем сделал это заявление, когда его выпустили. ему было 78 лет, 37 из которых он провел в государственной тюрьме Луизианы за преступление, которого не совершал. С него были сняты все обвинения 37 лет спустя на основании анализа ДНК. И что же он сказал по поводу выпавшего на его долю? “Я не сожалею ни о единой минуте. Это было величественное событие моей жизни». Величественное! Старик мог бы сказать: «Ну, знаете, там были отличные ребята. И даже был спортзал». Нет, он сказал «величественное», слово, которое мы обычно упоминаем в контексте чего-то религиозного.
А вот слова Гарри Лангермана, человека, которого вы могли бы знать, но не знаете, потому что в 1949 году он прочел небольшую заметку в газете о ларьке по продаже гамбургеров, которым владели братья МакДональды. Прочтя, подумал: «А ведь отличная идея!», и отправился на встречу с братьями. Те заявили ему «За $3000 мы дадим тебе франшизу на этот бизнес». Гарри вернулся в Нью Йорк, и попросил своего брата, банкира-инвестора, одолжить ему эти $3000. Слова брата были достойны увековечивания в холле знаменитых ошибок: «Идиот, никто не будет жрать гамбургеры». Денег он ему не одолжил, и, разумеется, через шесть месяцев та же идея посетила Рэя Крока. Выяснилось, что люди все-таки едят гамбургеры, и на какое-то время Рэй Крок стал самым богатым человеком Америки.
И, в завершение, покажу вам фотографию человека, которого некоторые из вас узнают — Пит Бест, тот, кто первым барабанил для битлов, пока те не задвинули его в пользу Ринго Старра. В 1994 году, когда у Пита взяли интервью — да, он все еще барабанит, да, он пишет альбомы — он заявил: «Я счастливее, чем когда-либо мог бы стать вместе с «Битлз».
есть нечто важное, чему стоит поучиться у всех этих людей, и это что-то — секрет счастья. Настало время открыть этот секрет. Во-первых: стяжайте богатство, власть и престиж, потом в один момент это все профукайте. Второе: проведите в тюрьме золотые годы своей жизни. Третье: пусть кто-то вместо вас станет богатым, неприлично богатым. Ну и наконец: никогда не играйте в «Битлз».
Теперь я могу легко предсказать вашу следующую мысль: «Ага, ну да, ну да». Поскольку когда люди синтезируют счастье, как вышеупомянутые джентльмены, мы все улыбаемся, но сами закатываем глаза и говорим что-то вроде: «Да не очень-то и нужна была тебе эта работа», «Не очень-то много у тебя с ней было общего, слава богу, это выяснилось как раз вовремя, когда она швырнула обручальное кольцо тебе в лицо».
Мы ухмыляемся, потому что думаем, что синтезированное счастье не чета естественному. Каковы условия подлинного счастья? естественное счастье — это когда мы получаем то, чего хотели, а синтетическое — то, что мы производим тогда, когда Не получаем желаемого. В нашем обществе существует стойкое убеждение, что синтетическое счастье ущербно. Почему мы в этом уверены? Да по простой причине. Какая экономика не загнулась бы, если бы мы все знали, что не получив чего-то можно быть не менее счастливым, чем получив?
Да простит меня мой друг Мэтью Рикар, полный мегамолл буддийских монахов не принес бы никакой прибыли владельцу, потому что этим монахам ничего особенно не надо. Я хотел бы намекнуть вам, что синтетическое счастье ничуть не менее реально и полно, чем то внезапно возникающее чувство, когда мы получаем ровно то, к чему стремились. Поскольку я ученый, то я не буду намекать риторикой, а вместо этого помариную вас данными и фактами.
Сначала я покажу вам экспериментальную парадигму, с помощью которой демонстрируют синтез счастья среди обычных пожилых людей. Она не моя, ей уже 50 лет, и называется она парадигмой свободного выбора. Суть ее очень проста. Берете, скажем, шесть обьектов и просите человека выстроить их по порядку, от наиболее к наименее понравившемуся. В нашем случае, допустим, используются картины Моне. Итак, каждый может отсортировать картины Моне от той, что нравится больше всего, к той, что нравится меньше всего. Теперь мы даем вам выбор: «У нас тут завалялись кой-какие лишние картины. Поэтому одну мы дадим вам в качестве приза, можете унести и повесить дома. Можем дать вам картину под номером три или картину под номером четыре», говорим мы подопытному. Выбор не самый простой, поскольку нет особой разницы в симпатиях между этими двумя картинами, но, естественно, люди выбирают картину номер три, поскольку она им все-таки понравилась чуть больше, чем четвертая.
Через некоторое время — будь то 15 минут или 15 дней — все те же самые предметы мы кладем перед испытуемым, и снова просим отсортировать по пристрастиям. «Расскажите, как вам сейчас эти картины». Что происходит? Узрите, как на ваших глазах создается счастье. Полученный результат неоднократно воспроизводился, вы воочию наблюдаете за синтезом счастья. Посмотрите снова! «Та, что мне досталась, гораздо лучше, чем я думал раньше! А вот та, что не досталась — это отстой!» Вот он, синтез счастья.
Что обычно на это говорят? «Ага, ну да, ну да».
Следующий эксперимент, надеюсь, убедит вас в том, что «Ага, конечно» было неправильной реакцией. Мы проводили его на группе пациентов, страдающих антероградной амнезией. Все они были госпитализированы, большинство с синдромом Корсакова, полиневритным психозом, который предотвращает формирование новых воспоминаний. Они помнят свое детство, но если вы зайдете и представитесь, а потом покинете комнату, то когда вы вернетесь, они уже и не вспомнят, кто вы.
И вот мы пришли со своими картинами Моне в госпиталь, и попросили пациентов отсортировать картины в порядке симпатичности. Как и ранее, дали им выбор между картинами номер три и номер четыре. Как и все другие, они сказали: «О, клево, док, картина это здорово. Я возьму третью». Мы сказали им, что отправим им номер третий по почте, взяли наши материалы и вышли из комнаты. Выждали полчаса и вернулись обратно в комнату. «Привет, вот и снова мы». Пациенты, дай бог им здоровья, сказали: «Простите, док, у меня проблемы с памятью, поэтому я здесь и нахожусь. если я вас и встречал ранее, то не помню этого». «Да ладно, Джим, правда не помнишь? Я только что тут был с картинами Моне». «Простите, док, понятия не имею, о чем вы». «Да ерунда, Джим. Просто отсортируй вот эти картины по порядку, сначала те, что получше, потом те, что похуже».
Что же они делают? Для начала давайте убедимся, что у них действительно амнезия. Мы спросим у них, какая картина у них уже есть, какую они выбрали в прошлый раз. Люди с амнезией просто попытаются угадать. если бы я спросил такое у вас, здоровых людей, вы бы знали, какую картину вы выбрали ранее. А вот люди с амнезией понятия не имеют. Они не смогут тыкнуть в нужную из лежащих перед ними.
Что на их месте делают обычные люди — синтезируют счастье. Невольно изменяют собственную оценку симпатий, отражающуюся в разнице между первым и вторым выбором. Обычные люди демонстрируют ту магию, про которую я рассказывал, а теперь показываю вам: «Та, что у меня есть, лучше, чем я думал. Та, которой мне не досталось, которую я не получил, не так хороша, как я думал». Люди с амнезией поступают точно так же. Только подумайте об этом —этим людям больше нравится то, что у них есть, даже если они не знают, что оно у них есть. «Ага, ну конечно» снова не сработало! Когда эти люди синтезировали счастье, они изменили свою эстетическую, гедонистическую реакцию по отношению к картине. Не только потому, что она у них есть, поскольку они не знают об этом.
Когда психологи показывают вам столбики статистики, вы знаете, что это усредненная статистика по многим людям. И все-таки эта психологическая иммунная система есть у каждого из нас, эта возможность вырабатывать счастье, просто некоторые из нас лучше научились этим пользоваться. Потом, некоторые ситуации позволяют пользоваться этим более эффективно, чем в других случаях. Похоже, что свобода как способность самостоятельно принимать решения и менять решения идет бок о бок с естественным счастьем, поскольку позволяет выбирать между всеми заманчивыми перспективами ту, которая принесет вам наибольшее счастье. Но свобода выбора — принятие и смена решений — враг производимого счастья. Я покажу вам, почему.
Дилберт, разумеется, уже в курсе.
(Читает комикс, демонстрируемый на экране.)
«Техподдержка Dogbert’s. Чем я могу быть вам бесполезен?»
«Мой принтер выплевывает пустую страницу после каждого документа».
«Вы что, жалуетесь, получая халявную бумагу?»
«Халявную? Это же вроде моя же бумага?»
«Что за чушь! Поглядите, насколько хороша эта халявная бумага по сравнению с обычной вашей вшивой бумагой! Только дурак или лжец мог бы их сравнить!»
«О! Вот когда вы обьяснили, я действительно чувствую разницу — на ощупь как шелк!»
«Чем занимаешься?»
«Помогаю людям принять вещи, которые они не могут изменить». Воистину так.
Психоиммунная система работает лучше всего тогда, когда мы в тупике, когда мы загнаны в угол. Взять, к примеру, разницу между свиданиями и браком, а? В смысле, идете вы на свидание с парнем, а он ковыряется в носу. Больше вы с ним на свидание не пойдете. А что если ваш муж ковыряется в носу? Ну конечно, сердце у него золотое, не трогай милого. Правда? Вы всегда найдете способ быть счастливым с тем, что имеете. Теперь я хотел бы продемонстрировать вам, что люди не знают, что умеют такое, и это незнание может обернуться против них.
Вот эксперимент, что мы провели в Гарварде. Мы открыли курс фотографии, черно-белой фотографии, студенты могли придти и научиться пользоваться темной комнатой. Мы дали им камеры, они ходили по кампусу, сняли 12 фотографий своих любимых преподавателей, собственных комнат и собак, то есть, всех тех вещей, которые напоминали бы им о Гарварде. Они приносили камеру, мы делали негативы, они выбирали две лучшие фотографии, потом шесть часов мы их учили пользоваться темной комнатой, они печатали эти две фотографии, и получали на выходе два роскошных, двадцать на двадцать пять, снимка тех вещей, что значили что-то для них, и мы им говорили, «Какую из этих двух вы отдаете нам?» Они спрашивали: «А что, одну надо отдать?» «Ну да, нам нужна одна в подтверждение проведения курса. Так что одну надо отдать мне, вам придется сделать выбор. Одну оставляете себе, одну отдаете мне».
У этого эксперимента было две разновидности. В одном случае студентам говорили: «Но в принципе, если вы вдруг передумаете, тот снимок, что я забрал, будет у меня еще четыре дня, до того, как я их пошлю в главный офис. Так что если что мы всегда можем поменяться фотографиями. Я даже приду сам к вам в общежитие и отдам фото, просто оставьте свой емейл. Или даже лучше я сам с вами свяжусь. Передумаете — сразу же поменяемся».
Второй половине студентов говорили ровно обратное: «Выбирайте тщательно — через две минуты мне уже надо послать все это в Англию. Ваш снимок пролетит через всю Атлантику, так что больше вы его не увидите». Половину студентов из каждой группы мы попросили сделать предположение, насколько будет им нравиться та фотография, которая останется у них. Других студентов просто отправили по своим комнатам, и они через 3 и потом еще через 3 дня сообщали свой уровень удовлетворенности выбором. Вот что мы обнаружили.
Во-первых, вот то, что предполагали студенты: они полагали, что тот снимок, что они оставили, будет нравиться им чуть больше того, что они отдали, но ненамного. Причем разницы между выбором в обратимой или необратимой ситуациях практически не было.
Вот тут-то они и заблуждались. Скверные из них предсказатели. Вот что было на самом деле. Как сразу перед обменом, так и через пять дней люди, у которых уже не было возможности изменить собственный выбор, выбрать другую фотографию, были просто влюблены ту, что была у них. А те люди, у которых выбор был — «Может, мне вернуть эту? Выбрал ли я самую лучшую? Может, эта не такая хорошая? Может, хорошую я отдал?» — просто истерзали себя. От фотографии их уже тошнило, и даже после того, как возможность поменяться обратно миновала, они все еще недолюбливали оставшуюся фотографию. Почему? Потому что обратимый выбор не ведет к синтезу счастья.
Вот и заключительный этап эксперимента: мы собрали новую группу наивных гарвардских студентов и сказали им: «Знаете, у нас тут курс фотографии, и мы могли бы поступить одним из двух способов. Вы делаете два снимка, и мы даем вам четыре дня на подумать, или же мы заставляем вас принять сразу такое решение, изменить которое вы уже не сможете. Какой вариант выберем?» Нда-а. 66% студентов, две трети, предпочли получить четыре дня на размышление. Эй! 66% студентов сами выбрали вариант, согласно которому в конце концов они возненавидят результат труда своего. Просто потому, что они не знают, как работает механизм синтеза счастья.
Поэт сказал все стихами, подчеркнув именно то, о чем я говорю, пусть и воспользовавшись гиперболой. «Не плохо это и не хорошо, пока не думал ты об этом». Неплохой кусочек, но не обязательно верный. Неужели нет ничего хорошего или плохого? Неужели операция на желчном пузыре и поездка в Париж суть одно и то же? Выглядит как вопрос для недоумков. Разумеется, это разные вещи.
Пафосной прозой, более близкой к правде, высказался отец современного капитализма Адам Смит. Стоит над этим подумать: «Главный источник несчастья и расстройств человеческой жизни — это переоценка разницы между одной необратимой ситуацией и другой… Некоторые из вариантов, безусловно, могут казаться более предпочтительными, но ни один из них не заслуживает преследования с тем страстным усердием, которое побуждает нас нарушать законы чести или правосудия, или же разрушать спокойствие нашего разума**, как стыдом от воспоминания ошибок наших, так и искуплением ужаса от собственной несправедливости». Иными словами: да, некоторые вещи лучшие других.
Стоит уметь выбирать лучшую дорогу из существующих. Но когда выбор получается слишком быстрым и слишком жестким, просто потому, что мы переоценили разницу между имеющимися вариантами, мы сильно рискуем. Когда амбиции наши ограничены, мы работаем в удовольствие. Когда амбициям несть предела, мы лжем, обманываем, воруем и убиваем, жертвуя поистине ценными вещами. Когда страхи наши сдержаны, мы благоразумны, осторожны, внимательны. Когда страхи наши неконтролируемы и раздуты, мы безрассудны и трусливы.
Я хочу, чтобы из всей этой статистики вы вынесли для себя то, что наши стремления и заботы зачастую преувеличены в масштабах, поскольку внутри нас самих уже есть способность производить то, за чем мы постоянно гонимся, выбирая опыт.
