Вот у нее еще заметка неплохая, внезапно можно узнать себя.
О желании “расслабиться”
Отвращение к работе/учебе как принудительному труду создало тягу к расслаблению. После работы ты должен “расслабиться”, это почти приказ. Причем синдром еще сильнее усугубляется тем, что когда у тебя есть список интересных дел, каких-то отложенных творческих задумок, в голову приходит мысль, что сейчас выходной и, конечно же, не стоит себя зря напрягать. Расслабление понимается как кома с бесполезными действиями или истерическое веселье. Человек не хочет снова садиться за стол, решать, изучать, экспериментировать, это кажется утомительным. Обновлять за тем же столом одни и те же веб-страницы при этом кажется вполне нормальным видом отдыха. Т.е. ехать куда-то кажется излишним, потому что целую неделю ты уже гнил в метро, делать заметки кажется утомительным, потому что в понедельник тебе придется писать отчеты, и это не говоря о том, что любой творческий акт подразумевает поиск и аккумуляцию какого-то материала или хотя бы его осмысление, что тоже в период “расслабления” кажется совершенно излишним. Заниматься спортом тоже кажется слишком трудно, ведь нужно отдохнуть. Можно поваляться, посмотреть кино, сходить в бар, подрочить, сходить в магазин, найти что-нибудь необязательное, – развлечься .
Постепенно и совершенно сознательно человек формирует привычку к такому виду расслабления, после которого любая деятельность выглядит чрезмерной. Время проливается в черную бездну, ты ходишь, не зная, чем заняться, но не можешь взяться за что-то действительно нужное, что как раз и позволяет оставаться кем-то, а не куском человека. Работать в выходной – это уже чересчур, – говорит себе человек и “разгружает мозг”.
Самое жуткое заключается в том, что “расслабляться” – одно из самых утомительных занятий, которые можно придумать. Разговаривать одними штампами из набора пластиковых заготовок-тем – это настоящее напряжение, создающее пустоту, которая перекатывается внутри полой фигуры. Тратить вечера в барах в светских или просто бессмысленных беседах, перемалывающих малозначительные предметы, – собственноручная лоботомия, тренировка в неискренности. Если у тебя осталось чувство меры, то расслабление еще и заставляет ощущать вину, т.к. ты знаешь, что время уходит, ты мог бы сделать что-то полезное, но вместо этого “отдыхаешь” на каких-нибудь шашлыках, на неинтересном сеансе или листаешь социальные сети, представляющий собой, как метко заметил сходящий с ума Дугин, попытку избежать кризиса самоидентификации. Каждый пост похож на неловкую и неудачную попытку утвердить свое существование, потому как иных способов у героев зачастую просто нет. “Я ненавижу” или “Я поел” – это перефраз “Я мыслю, следовательно существую” Декарта существом, утратившим вкус к абстракции, к отвлеченному мышлению.
Настоящий вызов миру заключается не в расслаблении, а в постоянном напряжении внутренних сил. Стоит исследовать себя с разных сторон, погружать щупальца в отдаленные пласты знания. Слова “сражаться с миром” воспринимаются несерьезно, но любой момент, когда ты предпочитаешь расслабление действию, – это фол. Я не говорю о необходимом отдыхе и сбросе стресса, речь идет о неэффективном использовании времени. Удовольствие от того, что ты “откосил”, заставляет чувствовать себя неплохо, затмевает ощущение неправильности, которое впоследствии люди учатся подавлять полностью. Дело не только в работе или там семейных обязанностях, дело в ежедневном давлении многочисленных элементов огромной системы. Тут стоит мчаться просто чтобы не быть расплющенным между рекламными плакатами, о каком расслаблении мы говорим?
Среди интеллектуалов заметно еще и давление политических, экономических и других стереотипов, которыми искусно подменяется реальный мыслительный процесс. Зачастую обмен “давно известными истинами” составляет весь диспут, ведь люди испытывают катастрофический недостаток собственных озарений. Спорящие обмениваются хорошо усвоенными чужими мнениями. Разговоры о судьбах страны и политике при полном отсутствии реальных действий или перспектив – это свидетельство того, что ораторы – скучающие мудаки. Еще более глубокий уровень деградации – это наблюдение за “быдлом”. Не нужно много времени, чтобы разобраться, что постоянное паразитирование разговора на том, как ужасно ведет себя очередной сумасшедший или непросвещенный гопник, коллекционирование такого рода случаев и яростное обсуждение с насмешками, – это попытка заменить внутреннюю неуверенность на подтвержденное другими превосходство над недостойным критики предметом.
Зачем сладострастно наблюдать за людьми низкой культуры, посмеиваться над гопниками, следить за пьяницами? Зачем повторять “простонародные”, а на деле – упаднические присказки и словечки? Читать про “мы, русские, такой народ”, перенимая стиль мышления побежденного, и туповато поддакивать нельзя. Не стоит добавлять фриков в ленты, “чтобы посмеяться”. Все это низко, глупо, но важно не это, а то, что в результате глупость и мелкая подлость становятся привычными. Чрез ежедневное чтение, на бытовом уровне, они входят в жизнь шутника. Но глупость не привычна и такой быть не должна. Размножать ее в форме многократно пересказанного анекдота мне кажется неправильным, ведь любой человек, выбитый из предлагаемой реальности, – уже что-то вроде пророка. Он не может быть совершенен, но ему плохо, он осознает это и приподнимается над теми, кто расслабился под звук рожка. Вместо того, чтобы “посмеиваться”, стоит делать все не так, как они, увеличивать количество правильных отпечатков, чтобы затертые фальшивые образы заменились подлинными. В этом смысле каждый постоянно находится на поле битвы с собственным дерьмом.
Привычка расслабляться быстро разлагает. Становится трудно импровизировать, появляется тяга к уютной предсказуемости жизни. Скорость мышления падает, ум перестает быть острым, внимательность уступает место удобному заимствованию услышанной информации. Этот ощутимый откат может быть замедлен, аннулирован, заменен приростом только с помощью разных открытий, за которыми приходится напряженно охотиться. Если ничего не делать, остаешься только ты и твое падение.
Если ты не сумел избежать ежедневной принудительной работы, то существует лишь один способ остаться человеком – умственно трудиться в два раза больше, стараться быть честным и разным . Много таких активных личностей можно найти среди ученых, революционеров, писателей. В таком разрезе мне нравится образ Ленина, работавшего по 24 часа в день, сменяющего одну деятельность на другую. Режиссеры, зарабатывавшие себе на фильм грузчиками. Фейнман, получивший Нобелевскую премию по физике, но с легкостью погружающийся в другие области – от дилетантского рисования до философии. Мартин Иден, пишущий свои рассказы и снова и снова отсылающий их в редакцию, отказывающийся от рабочих посиделок и делающий сумасшедший рывок, – тоже значительный, хоть и литературный герой. Эйнштейн вообще работал клерком в патентном бюро. В чем-то – Лимонов со своими “двумя листами в день”, успевавший в более ранние времена талантливо писать, выступать, мифологизировать себя, читать, ездить из конца в конец. Любой из серьезных поэтов, музыкантов, ученых. Яркие революционеры практически все в этом смысле могут быть надежным примером для подражания. Тот же команданте Маркос или Че, читавший Сартра на французском.
В настоящее время растекаться в пятно до следующего понедельника – это общая линия. Податливые, усталые, не желающие напрягаться люди – это очень удобно. Можно писать ненужные тексты, читать ненужные книги, обсуждать ненужные вещи и ничего не создавать. Таких людей много, но стоит сделать все, чтобы не стать такими, как они.